#Егор Холмогоров
Одним из примечательных результатов недавно проведенного опроса ВЦИОМ, посвященного Гражданской войне в России, стала отмеченная социологами масштабная общественная реабилитация лидеров Белого движения. Прежде всего в глазах молодежи.
Если старшее поколение, воспитанное на учебниках «Истории СССР» и фильмах про Чапаева, дает средневзвешенную оценку адмиралу Колчаку – 18% (24% симпатий – 42% антипатий), то для тех, кому до 30, верховный правитель белой России безусловно герой. 25% рейтинга при 42% симпатий и 17% антипатий.
Скучноватому участнику февральского переворота генералу Деникину досталось, конечно, меньше симпатий, но и он из твердых «минусов» в старшей группе вышел на стабильные нули в младшей – 19% симпатий на 19% антипатий.
К сожалению, в опрос не были включены другие, более харизматичные фигуры белых – крымский реформатор Врангель в черкеске, победитель турок Юденич, своеобразный святой белых – генерал Дроздовский, рыцарственный Каппель, жутковато-эстетичный Унгерн. Симпатии ко многим из них среди молодежи оказались бы еще более ярко выражены.
Спору нет, белым поспособствовало не только исчезновение обязательного идеологического прессинга советской власти, но и пиар.
Особенно с ним повезло Колчаку, на которого работают и репутация крупного полярного исследователя, и вполне приличный по качеству фильм «Адмирал» с отраженной в нём романтической историей с Анной Тимирёвой.
Ну так что ж в этом плохого? Чапаев – это стопроцентный продукт советского пиара (удачной книги Фурманова и удачного фильма братьев Васильевых).
Однако не то что до доминирования белой образности над красной, но хотя бы до их равноправия в общественном сознании ещё чрезвычайно далеко. Автор этих строк наглядно убедился в этом сам, когда написал небольшую колонку, посвященную легендарному матчу Россия – Испания.
читать дальшеРоссийские футболисты в белой форме яростно отбивались от «красной фурии». Во главе обороны стоял Кутепов, так что рядом прямо напрашивались Корнилов, Марков, Мамонтов и другие. На трибунах, размахивая трехцветными флагами, за наших футболистов болели девы в кокошниках, бояре, царь в шапке Мономаха, а сами футболисты истово крестились после забитых (или отбитых) мячей.
Нашим соперником стала великая команда из государства, которое сейчас оказалось на грани гражданской войны. С одной стороны, каталонский сепаратизм, сказывающийся на отношениях в команде, с другой – общая атмосфера в стране, где недавно произошел левацкий парламентский переворот.
Новый премьер Санчес отказался присягать на Библии и выразил намерение выбросить останки генерала Франко из «Долины Павших» – созданного каудильо памятника национального примирения, где похоронены рядом останки националистов и республиканцев. Испанию накрывает левацкое цунами, и страна втягивается в междоусобную бойню – такова оценка многих испанцев.
Разумеется, не поддаться соблазну описать это сражение в метафорике «белые против красных» при таких вводных было невозможно. И это я еще не стал отмечать визуальное сходство с Франко Станислава Черчесова, которое развеселило многих в Сети. Точно недовольный верховный правитель восстал, чтобы наказать неблагодарных потомков.
Реакция на этот текст превзошла все ожидания. Раздался дружный, не побоюсь этого слова, разгневанный вой оскорбленного религиозного чувства. Верхом был упрек: «Да как вы смеете миг торжества и единения использовать для красно-белых баталий!».
Странный, по совести сказать, упрек из уст представителей идеологии, один из вождей которой в момент величайшего и чистейшего национального торжества в ХХ веке сказал: «Гагарин в космос летал, а Бога не видел».
Но эта реакция заставила меня задуматься – а как бы кто среагировал, если бы для описания того же сюжета я использовал бы левую культурную символику? Писал бы про «двух Че» – Черчесова и Че Гевару, называл бы Фернандеса «нашим интербригадовцем», а заработавшего для нас пенальти Пике – «пятой колонной», заметил бы «Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по испанцам». Пошутил бы на тему, что «Акинфеев сказал испанцам «No passaran» и пообещал прислать советников в Мадрид по футбольной линии...
Скорее всего, тем, кто возмущался «белой образностью», это бы понравилось. Ну а правые разве что презрительно пожали бы плечами: «чего взять с человека, учившегося в советской школе и росшего на советских книжках и фильмах».
Факт остается фактом. И у нас, и по всему миру культурная символика, связанная с левым, причем не только умеренно левым, но и с самым отчаянным левым радикализмом, вплоть до массовых убийств и терроризма, является стопроцентно легитимной.
Можно ходить в футболке с террористом Че и этим гордиться. Можно развешивать по стенам веселые картинки с Марксом, Лениным и Мао. Можно восхищаться режимом Северной Кореи. Можно подписывать петиции в поддержку Ильича Рамиреса Санчеса (террориста «Шакала»). Даже русскому национализму удалось зацепиться за некоторую публичную легитимность прежде всего в той левой форме, которую ему придали национал-большевик Эдуард Лимонов и пошедшее по его стопам молодое поколение.
Напротив, на «правое», связанное с национализмом, нелиберальным консерватизмом и монархизмом, наложено жесточайшее табу. Это всё немедленно штампуется «Гитлером».
Если вы используете звезду и серп и молот, то вам никому ничего не приходится объяснять. Если, к примеру, вы избираете символом крест, то вокруг вас непременно столпятся «возмущенные атеисты». Запрещать на стадионах чемпионата красный флаг ФИФА в голову не пришло (и тем характерней, что наши фанаты используют национальный флаг), а вот «имперку» сразу же и жестко запретили.
И тут перед Россией встаёт системная долгосрочная проблема.
Если мы определяем себя как страну, продолжающую тысячелетнюю историческую Россию, если мы признаем существование русской нации, если мы уважаем наши «духовные скрепы» (от этнической символики с боярами и кокошниками до православной религии), мы не можем жить в условиях тотального господства «левопатриотической» символики и полузапрета на «правое».
Хотя бы потому, что наша страна на глазах правеет, становится всё более консервативной и всё более отчетливо противопоставляет себя западному левому мейнстриму.
Именно так мы и воспринимаемся в остальном мире – русские крепко чтут традиции, не понимают всего этого глобального «гей-парада», уважают свою историю и большие патриоты. В то время как в Америке сносят памятники не то что генералу Ли – «рабовладельцу Вашингтону», в России возводят монументы Александру III и Николаю II.
Именно этот образ России создает магнетическое притяжение к нам в Европе и Америке – от трампистов до пришедших к власти в Италии и Австрии правых. Именно тут возникает правый интернационал, интернационал патриотов, которые поддерживают друг друга в борьбе за сохранение своей идентичности.
Мир увидел в современной России уникальный шанс – общество, которое без расизма, мужского шовинизма и неонацизма ухитряется поддерживать христианскую и европейскую цивилизационную идентичность, выстраивать привлекательную парадигму консервативного модерна. При этом на высоком технологическом уровне. Нам немножко завидуют и подражают.
Получилось у нас, будем честны, довольно случайно. Прежде всего, благодаря личным вкусам Владимира Путина, сформировавшегося в период короткой раннебрежневской «моды» на белых и сумевшего воспринять мощное интеллектуальное влияние Ивана Ильина и Александра Солженицына, погребенных ныне рядом на некрополе Донского монастыря.
Но системно к сохранению и развитию этого спонтанно возникшего образа России мы пока не готовы. В наше подсознание буквально вшита координатная сетка «красное-левое-хорошее-наши» и «белое-правое-плохое-враги».
США постарались завершить свою гражданскую войну на уровне воспоминаний вскоре после её окончания. За северянами была признана правда – они сражались за свободу и справедливость. Но за южанами было признано право на честь и отвагу – они сражались в меньшинстве, как рыцари. Именно герои южан – Ли, «Каменная Стена» Джексон, Стюарт и другие – оказались героями нации, на примере которых учили курсантов военных академий.
Совместная честь и янки и дикси была основой американского национального консенсуса вплоть до последних десятилетий. Нынешняя атака на конфедератское наследие производит впечатление органичной части общего заката Америки. Заката неизбежного, если трампистский политический перелом не удастся.
В Испании генерал Франко тоже постарался закончить гражданскую войну как можно скорее. Несмотря на ожесточенный террор с обеих сторон в ходе боевых действий, испанский каудильо постарался быстро избавиться от праворадикальных, неонацистских элементов, широко открыл страну для либеральных и левых эмигрантов. За исключением военных преступников.
Критическое отношение к франкистскому режиму (если оно не переходило в подрывную деятельность) не наказывалось. Война рассматривалась и как национальное восстание против сил мирового коммунизма, стремившихся погубить испанскую нацию и католическую церковь, и как общая трагедия разделенного народа.
Уже в 1940 году Франко распорядился начать строительство огромного мемориала Долина Павших, выражавшего идею национального покаяния и примирения. Безусловно, по правой, национальной, христианской формуле. Но всё-таки – примирения. Под сенью огромного креста, окруженные бенидиктинским монастырем, покоились кости 33 872 жертв гражданской войны. Среди них нашел упокоение и сам Франко, которого теперь левацкое правительство намерено выбросить из созданной по его инициативе обители, а сам мемориал планируется объявить «памятником жертвам франкизма».
Особенно показательно желание правительства выбросить из комплекса и останки Хосе Примо де Риверы – лидера испанской фаланги, брошенного в тюрьму республиканцами еще до начала франкистского восстания и расстрелянного красными без всякой вины в ноябре 1936 года. Если Франко можно было обвинить в политическом терроре, то Примо сам был жертвой политического террора. Однако свой террор у левых за террор не считается.
Даже в Китае, несмотря на сохранение политического противостояния правящей Компартии и Гоминьдана, играющего важную роль на Тайване, ведется пересмотр подхода к фигуре маршала Чан Кайши – «китайский Бонапарт» признается политиком, действовавшим в национальных интересах страны и желавшим ей блага.
И лишь российское общество по-прежнему остается пленником коммунистической пропаганды в оценке Гражданской войны.
Советская власть никакого национального примирения не допускала и не хотела, никакого права на честь и патриотизм за белыми не признавала.
Представить себе «Долину Павших» на красный манер, где бы рядом покоились Чапаев и Дроздовский, пусть и с Лениным в центре, было невозможно. Напротив, даже после такого объединяющего события, как Победа в Великой Отечественной войне, советская власть не переставала черпать свою легитимность в Гражданской, апеллируя к комиссарам в пыльных шлемах.
В раннебрежневскую эпоху, на волне общего возрождения русской этничности, случился недолгий культурный ренессанс белогвардейцев. Симпатичные подтянутые офицеры появились на экранах, да еще и запели про русское поле.
А когда понадобилась красная икона военного патриотизма, то снова прозвучало слово «офицеры».
Причем участие героев в Гражданской войне в России подчеркнуто не было показано (а вот в гражданской войне Испании один из героев воевал).
Однако горбачевскому «новому мышлению», строившемуся на «возвращении к ленинским принципам», белые были не нужны, и реабилитации Колчака, подобной реабилитации Бухарина, перестройка не принесла.
После недолгого «отскока» в период коллапса коммунистического режима (когда, впрочем, большая часть памяти о белых была «захватана» на уровне песенок о «поручике Голицыне») красные перешли в решительное мемориальное наступление.
Во-первых, белые были проассоциированы с либеральными реформами 1990-х. Несмотря на то, что эти реформы проводил не человек с фамилией Врангель или Колчак, а человек с фамилией Гайдар.
Во-вторых, неосталинисты попытались сомкнуться с неомонархистами на национал-большевистской формуле: царя свергли либералы и разрушили страну, а большевики царя не свергали и страну воссоздали.
Это, конечно, была абсурдная формула – большевики ненавидели монархию сильнее либералов. Царя с семьей расстреляли именно они, а «воссоздали» они не Россию, а Советский Союз. В итоге развалившийся ровно по прочерченным большевиками границам. Но как основа для «красно-черного» блока против «голубых» какое-то время это работало.
Наконец, была реанимирована советская концепция, согласно которой Гражданская война была лишь завесой иностранной интервенции.
Тезис о том, что «белые служили внешнему врагу, который хотел расчленить Россию», очень удобно позволял опускаться до любых оскорблений – «шпионы, изменники, правильно расстреляли» – в отношении того же Колчака.
Правда, тот факт, что Гражданская война началась с капитуляции красных перед Германией, с оккупации немцами всей Западной России, а турками – Закавказья, что белые выросли как движение сопротивления тем, кто открыл фронт врагу в мировой войне, – всё это в неосоветском дискурсе игнорируется. Как и тот факт, что вмешательство Антанты преследовало лишь цель исключить контроль немцами стратегических портов России – никаких территориальных захватов в России союзники не планировали и никакой реальной помощи белым, увы, не оказали.
Иногда красная апологетика берет просто «на понт». Например, выдвигая против концепции красного террора концепцию «белого террора». Хотя перед нами принципиально несопоставимые понятия.
Никогда и нигде белые не прибегали к стратоциду – террору по социальному признаку. Им не могло прийти в голову «расстрелять всех рабочих» или «взять в заложники всё бедняцкое население». В то же время уничтожение по признаку социального происхождения (вне всякой, даже призрачной личной вины) было сущностью красного террора. Да и соотношение жертв репрессивной политики красных и белых современные демографы устанавливают на уровне 4:1.
В результате в нашем общественном сознании сложилась парадоксальная ситуация, когда часть православных, консервативно-патриотически и националистически настроенных граждан буквально кривятся при упоминании тех, кто положил жизнь за то, чтобы Россия осталась единой и неделимой, за то, чтобы церкви не взрывали и священников не расстреливали, за то, чтобы крестьяне могли пахать свою, а не колхозную землю.
Иногда дело доходит до абсурдного цинизма: одни и те же люди заявляют, что белые проиграли потому, что якобы хотели отобрать у крестьян и вернуть помещикам землю (при этом про коммунистические комбеды и продотряды забывается). А потом тем же ртом рассказывают, что расправа советской власти над тамбовскими крестьянами и коллективизация были справедливыми, так как это Божье наказание за отобранную крестьянами у помещиков землю.
Принципа трусов и крестика никто не отменял, а именно в отношении к белому движению он как никогда справедлив. Большая часть обвинений в адрес белых строится вопреки ему – виноватого перед царем Корнилова Бог наказал, а коммунистов, царя расстрелявших, видимо, наградил. Сотрудничать с прямым внешним врагом – немцами – можно, а сотрудничать с союзниками (пусть и плохонькими) нельзя.
На самом деле, в основе всей этой пошлости – банальное желание быть на стороне победителя и оправдать его любой ценой. Раз красные победили, значит, за ними была правда национальной истории. И вот уже хватает дерзости обвинять в русофобии тех, кто выступает против режима, ставившего своей задачей ликвидацию русских путем растворения в «многонациональной исторической общности – советский народ».
Разумеется, подобное историческое «правое гегельянство» («всё действительное разумно», всё, что произошло и было правильным) – категорически неприемлемо.
Народы могут совершать ошибки, в том числе затянувшиеся, и своих героев могут не осознавать не то что годами – столетиями. К сожалению, брань исторических клеветников сплошь и рядом виснет на вороту. Нация может уйти не туда и вернуться нескоро. А может и вовсе не вернуться.
Бремя столетий не мешает, например, консервативным англичанам и сегодня задавать вопрос, не была ли фатальной исторической ошибкой церковная реформация XVI века. Мы в России всё чаще задаемся вопросом о фатальной роли абсурдного церковного раскола и преследований старообрядцев. Да и применительно к недавнему прошлому мало кто сегодня считает героем «победителей» октября 1993 года. Герои для нас по большей части те, кто был тогда побежден.
К Гражданской войне этот принцип «победитель не всегда прав» особенно применим. И совсем уж бессовестно отнимать у белых право на память и честь.
Русские, возрождающиеся в качестве нации и укрепляющие её традиции, конечно, должны чтить людей, которые сражались за единую Россию, а не за Интернационал. За Отечество, а не за всемирную революцию, за Веру, а не за вскрытие мощей и безбожную пятилетку. И социальные лозунги о «благе простого народа» после трех голодух за 25 лет и введения колхозов тоже вряд ли могут приниматься в расчет.
Вне зависимости от того, кто и как относится к красным, симпатизирует или героизирует их, они не могут быть ни главными, ни тем более единственными героями современной России. Хотя бы потому, что сражались за «мир без Россий и Латвий».
Против такого мира без России сражались белые. И сражались геройски, отважно, будучи в меньшинстве, в условиях дефицита людей и ресурсов.
Это тот пример, тот ресурс человеческого подвига и самоотречения, которого нам не хватает. Ледяные походы корниловцев, переход дроздовцев из Ясс на Дон, оборона Крыма, трагические судьбы Маркова, Дроздовского, Каппеля, Колчака...
Рыцарский образ проигравших может стать залогом для победителей – американцы на примере своей гражданской войны это показали. И напротив, нынешнее левацкое безумие на глазах уже нашего поколения сделает американскую армию небоеспособной.
И конечно, именно образ белых героев актуален, если мы когда-то еще рассчитываем увидеть действительно единую Россию.
Я вспоминаю портреты Колчака, Врангеля и Деникина, висевшие у героя Донбасса Михаила Толстых (Гиви) наряду с фотографиями маршалов победы и современных российских военачальников, и понимаю, что только такая сквозная идентичность сможет сделать нас действительно сильными духом.
Я не призываю к административной зачистке нашего символического поля от красного, левого, коммунистического. Упаси Бог нам обезьянничать за небратьями (хотя когда при 6000 памятников Ленину в стране смеют устраивать протесты против немногочисленных памятников Николаю II, то идет провокация подобных «разборок»).
Всё, что нам нужно, – это очищение собственного мозга от ввинченного нам подсознательного левого уклона. И искренние память, честь и уважение к тем, кто сражался и умирал за Россию. Освобождение от страха воздать им должное и считать их символическими фигурами нашего национального сознания.
Одним из примечательных результатов недавно проведенного опроса ВЦИОМ, посвященного Гражданской войне в России, стала отмеченная социологами масштабная общественная реабилитация лидеров Белого движения. Прежде всего в глазах молодежи.
Если старшее поколение, воспитанное на учебниках «Истории СССР» и фильмах про Чапаева, дает средневзвешенную оценку адмиралу Колчаку – 18% (24% симпатий – 42% антипатий), то для тех, кому до 30, верховный правитель белой России безусловно герой. 25% рейтинга при 42% симпатий и 17% антипатий.
Скучноватому участнику февральского переворота генералу Деникину досталось, конечно, меньше симпатий, но и он из твердых «минусов» в старшей группе вышел на стабильные нули в младшей – 19% симпатий на 19% антипатий.
К сожалению, в опрос не были включены другие, более харизматичные фигуры белых – крымский реформатор Врангель в черкеске, победитель турок Юденич, своеобразный святой белых – генерал Дроздовский, рыцарственный Каппель, жутковато-эстетичный Унгерн. Симпатии ко многим из них среди молодежи оказались бы еще более ярко выражены.
Спору нет, белым поспособствовало не только исчезновение обязательного идеологического прессинга советской власти, но и пиар.
Особенно с ним повезло Колчаку, на которого работают и репутация крупного полярного исследователя, и вполне приличный по качеству фильм «Адмирал» с отраженной в нём романтической историей с Анной Тимирёвой.
Ну так что ж в этом плохого? Чапаев – это стопроцентный продукт советского пиара (удачной книги Фурманова и удачного фильма братьев Васильевых).
Однако не то что до доминирования белой образности над красной, но хотя бы до их равноправия в общественном сознании ещё чрезвычайно далеко. Автор этих строк наглядно убедился в этом сам, когда написал небольшую колонку, посвященную легендарному матчу Россия – Испания.
читать дальшеРоссийские футболисты в белой форме яростно отбивались от «красной фурии». Во главе обороны стоял Кутепов, так что рядом прямо напрашивались Корнилов, Марков, Мамонтов и другие. На трибунах, размахивая трехцветными флагами, за наших футболистов болели девы в кокошниках, бояре, царь в шапке Мономаха, а сами футболисты истово крестились после забитых (или отбитых) мячей.
Нашим соперником стала великая команда из государства, которое сейчас оказалось на грани гражданской войны. С одной стороны, каталонский сепаратизм, сказывающийся на отношениях в команде, с другой – общая атмосфера в стране, где недавно произошел левацкий парламентский переворот.
Новый премьер Санчес отказался присягать на Библии и выразил намерение выбросить останки генерала Франко из «Долины Павших» – созданного каудильо памятника национального примирения, где похоронены рядом останки националистов и республиканцев. Испанию накрывает левацкое цунами, и страна втягивается в междоусобную бойню – такова оценка многих испанцев.
Разумеется, не поддаться соблазну описать это сражение в метафорике «белые против красных» при таких вводных было невозможно. И это я еще не стал отмечать визуальное сходство с Франко Станислава Черчесова, которое развеселило многих в Сети. Точно недовольный верховный правитель восстал, чтобы наказать неблагодарных потомков.
Реакция на этот текст превзошла все ожидания. Раздался дружный, не побоюсь этого слова, разгневанный вой оскорбленного религиозного чувства. Верхом был упрек: «Да как вы смеете миг торжества и единения использовать для красно-белых баталий!».
Странный, по совести сказать, упрек из уст представителей идеологии, один из вождей которой в момент величайшего и чистейшего национального торжества в ХХ веке сказал: «Гагарин в космос летал, а Бога не видел».
Но эта реакция заставила меня задуматься – а как бы кто среагировал, если бы для описания того же сюжета я использовал бы левую культурную символику? Писал бы про «двух Че» – Черчесова и Че Гевару, называл бы Фернандеса «нашим интербригадовцем», а заработавшего для нас пенальти Пике – «пятой колонной», заметил бы «Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по испанцам». Пошутил бы на тему, что «Акинфеев сказал испанцам «No passaran» и пообещал прислать советников в Мадрид по футбольной линии...
Скорее всего, тем, кто возмущался «белой образностью», это бы понравилось. Ну а правые разве что презрительно пожали бы плечами: «чего взять с человека, учившегося в советской школе и росшего на советских книжках и фильмах».
Факт остается фактом. И у нас, и по всему миру культурная символика, связанная с левым, причем не только умеренно левым, но и с самым отчаянным левым радикализмом, вплоть до массовых убийств и терроризма, является стопроцентно легитимной.
Можно ходить в футболке с террористом Че и этим гордиться. Можно развешивать по стенам веселые картинки с Марксом, Лениным и Мао. Можно восхищаться режимом Северной Кореи. Можно подписывать петиции в поддержку Ильича Рамиреса Санчеса (террориста «Шакала»). Даже русскому национализму удалось зацепиться за некоторую публичную легитимность прежде всего в той левой форме, которую ему придали национал-большевик Эдуард Лимонов и пошедшее по его стопам молодое поколение.
Напротив, на «правое», связанное с национализмом, нелиберальным консерватизмом и монархизмом, наложено жесточайшее табу. Это всё немедленно штампуется «Гитлером».
Если вы используете звезду и серп и молот, то вам никому ничего не приходится объяснять. Если, к примеру, вы избираете символом крест, то вокруг вас непременно столпятся «возмущенные атеисты». Запрещать на стадионах чемпионата красный флаг ФИФА в голову не пришло (и тем характерней, что наши фанаты используют национальный флаг), а вот «имперку» сразу же и жестко запретили.
И тут перед Россией встаёт системная долгосрочная проблема.
Если мы определяем себя как страну, продолжающую тысячелетнюю историческую Россию, если мы признаем существование русской нации, если мы уважаем наши «духовные скрепы» (от этнической символики с боярами и кокошниками до православной религии), мы не можем жить в условиях тотального господства «левопатриотической» символики и полузапрета на «правое».
Хотя бы потому, что наша страна на глазах правеет, становится всё более консервативной и всё более отчетливо противопоставляет себя западному левому мейнстриму.
Именно так мы и воспринимаемся в остальном мире – русские крепко чтут традиции, не понимают всего этого глобального «гей-парада», уважают свою историю и большие патриоты. В то время как в Америке сносят памятники не то что генералу Ли – «рабовладельцу Вашингтону», в России возводят монументы Александру III и Николаю II.
Именно этот образ России создает магнетическое притяжение к нам в Европе и Америке – от трампистов до пришедших к власти в Италии и Австрии правых. Именно тут возникает правый интернационал, интернационал патриотов, которые поддерживают друг друга в борьбе за сохранение своей идентичности.
Мир увидел в современной России уникальный шанс – общество, которое без расизма, мужского шовинизма и неонацизма ухитряется поддерживать христианскую и европейскую цивилизационную идентичность, выстраивать привлекательную парадигму консервативного модерна. При этом на высоком технологическом уровне. Нам немножко завидуют и подражают.
Получилось у нас, будем честны, довольно случайно. Прежде всего, благодаря личным вкусам Владимира Путина, сформировавшегося в период короткой раннебрежневской «моды» на белых и сумевшего воспринять мощное интеллектуальное влияние Ивана Ильина и Александра Солженицына, погребенных ныне рядом на некрополе Донского монастыря.
Но системно к сохранению и развитию этого спонтанно возникшего образа России мы пока не готовы. В наше подсознание буквально вшита координатная сетка «красное-левое-хорошее-наши» и «белое-правое-плохое-враги».
США постарались завершить свою гражданскую войну на уровне воспоминаний вскоре после её окончания. За северянами была признана правда – они сражались за свободу и справедливость. Но за южанами было признано право на честь и отвагу – они сражались в меньшинстве, как рыцари. Именно герои южан – Ли, «Каменная Стена» Джексон, Стюарт и другие – оказались героями нации, на примере которых учили курсантов военных академий.
Совместная честь и янки и дикси была основой американского национального консенсуса вплоть до последних десятилетий. Нынешняя атака на конфедератское наследие производит впечатление органичной части общего заката Америки. Заката неизбежного, если трампистский политический перелом не удастся.
В Испании генерал Франко тоже постарался закончить гражданскую войну как можно скорее. Несмотря на ожесточенный террор с обеих сторон в ходе боевых действий, испанский каудильо постарался быстро избавиться от праворадикальных, неонацистских элементов, широко открыл страну для либеральных и левых эмигрантов. За исключением военных преступников.
Критическое отношение к франкистскому режиму (если оно не переходило в подрывную деятельность) не наказывалось. Война рассматривалась и как национальное восстание против сил мирового коммунизма, стремившихся погубить испанскую нацию и католическую церковь, и как общая трагедия разделенного народа.
Уже в 1940 году Франко распорядился начать строительство огромного мемориала Долина Павших, выражавшего идею национального покаяния и примирения. Безусловно, по правой, национальной, христианской формуле. Но всё-таки – примирения. Под сенью огромного креста, окруженные бенидиктинским монастырем, покоились кости 33 872 жертв гражданской войны. Среди них нашел упокоение и сам Франко, которого теперь левацкое правительство намерено выбросить из созданной по его инициативе обители, а сам мемориал планируется объявить «памятником жертвам франкизма».
Особенно показательно желание правительства выбросить из комплекса и останки Хосе Примо де Риверы – лидера испанской фаланги, брошенного в тюрьму республиканцами еще до начала франкистского восстания и расстрелянного красными без всякой вины в ноябре 1936 года. Если Франко можно было обвинить в политическом терроре, то Примо сам был жертвой политического террора. Однако свой террор у левых за террор не считается.
Даже в Китае, несмотря на сохранение политического противостояния правящей Компартии и Гоминьдана, играющего важную роль на Тайване, ведется пересмотр подхода к фигуре маршала Чан Кайши – «китайский Бонапарт» признается политиком, действовавшим в национальных интересах страны и желавшим ей блага.
И лишь российское общество по-прежнему остается пленником коммунистической пропаганды в оценке Гражданской войны.
Советская власть никакого национального примирения не допускала и не хотела, никакого права на честь и патриотизм за белыми не признавала.
Представить себе «Долину Павших» на красный манер, где бы рядом покоились Чапаев и Дроздовский, пусть и с Лениным в центре, было невозможно. Напротив, даже после такого объединяющего события, как Победа в Великой Отечественной войне, советская власть не переставала черпать свою легитимность в Гражданской, апеллируя к комиссарам в пыльных шлемах.
В раннебрежневскую эпоху, на волне общего возрождения русской этничности, случился недолгий культурный ренессанс белогвардейцев. Симпатичные подтянутые офицеры появились на экранах, да еще и запели про русское поле.
А когда понадобилась красная икона военного патриотизма, то снова прозвучало слово «офицеры».
Причем участие героев в Гражданской войне в России подчеркнуто не было показано (а вот в гражданской войне Испании один из героев воевал).
Однако горбачевскому «новому мышлению», строившемуся на «возвращении к ленинским принципам», белые были не нужны, и реабилитации Колчака, подобной реабилитации Бухарина, перестройка не принесла.
После недолгого «отскока» в период коллапса коммунистического режима (когда, впрочем, большая часть памяти о белых была «захватана» на уровне песенок о «поручике Голицыне») красные перешли в решительное мемориальное наступление.
Во-первых, белые были проассоциированы с либеральными реформами 1990-х. Несмотря на то, что эти реформы проводил не человек с фамилией Врангель или Колчак, а человек с фамилией Гайдар.
Во-вторых, неосталинисты попытались сомкнуться с неомонархистами на национал-большевистской формуле: царя свергли либералы и разрушили страну, а большевики царя не свергали и страну воссоздали.
Это, конечно, была абсурдная формула – большевики ненавидели монархию сильнее либералов. Царя с семьей расстреляли именно они, а «воссоздали» они не Россию, а Советский Союз. В итоге развалившийся ровно по прочерченным большевиками границам. Но как основа для «красно-черного» блока против «голубых» какое-то время это работало.
Наконец, была реанимирована советская концепция, согласно которой Гражданская война была лишь завесой иностранной интервенции.
Тезис о том, что «белые служили внешнему врагу, который хотел расчленить Россию», очень удобно позволял опускаться до любых оскорблений – «шпионы, изменники, правильно расстреляли» – в отношении того же Колчака.
Правда, тот факт, что Гражданская война началась с капитуляции красных перед Германией, с оккупации немцами всей Западной России, а турками – Закавказья, что белые выросли как движение сопротивления тем, кто открыл фронт врагу в мировой войне, – всё это в неосоветском дискурсе игнорируется. Как и тот факт, что вмешательство Антанты преследовало лишь цель исключить контроль немцами стратегических портов России – никаких территориальных захватов в России союзники не планировали и никакой реальной помощи белым, увы, не оказали.
Иногда красная апологетика берет просто «на понт». Например, выдвигая против концепции красного террора концепцию «белого террора». Хотя перед нами принципиально несопоставимые понятия.
Никогда и нигде белые не прибегали к стратоциду – террору по социальному признаку. Им не могло прийти в голову «расстрелять всех рабочих» или «взять в заложники всё бедняцкое население». В то же время уничтожение по признаку социального происхождения (вне всякой, даже призрачной личной вины) было сущностью красного террора. Да и соотношение жертв репрессивной политики красных и белых современные демографы устанавливают на уровне 4:1.
В результате в нашем общественном сознании сложилась парадоксальная ситуация, когда часть православных, консервативно-патриотически и националистически настроенных граждан буквально кривятся при упоминании тех, кто положил жизнь за то, чтобы Россия осталась единой и неделимой, за то, чтобы церкви не взрывали и священников не расстреливали, за то, чтобы крестьяне могли пахать свою, а не колхозную землю.
Иногда дело доходит до абсурдного цинизма: одни и те же люди заявляют, что белые проиграли потому, что якобы хотели отобрать у крестьян и вернуть помещикам землю (при этом про коммунистические комбеды и продотряды забывается). А потом тем же ртом рассказывают, что расправа советской власти над тамбовскими крестьянами и коллективизация были справедливыми, так как это Божье наказание за отобранную крестьянами у помещиков землю.
Принципа трусов и крестика никто не отменял, а именно в отношении к белому движению он как никогда справедлив. Большая часть обвинений в адрес белых строится вопреки ему – виноватого перед царем Корнилова Бог наказал, а коммунистов, царя расстрелявших, видимо, наградил. Сотрудничать с прямым внешним врагом – немцами – можно, а сотрудничать с союзниками (пусть и плохонькими) нельзя.
На самом деле, в основе всей этой пошлости – банальное желание быть на стороне победителя и оправдать его любой ценой. Раз красные победили, значит, за ними была правда национальной истории. И вот уже хватает дерзости обвинять в русофобии тех, кто выступает против режима, ставившего своей задачей ликвидацию русских путем растворения в «многонациональной исторической общности – советский народ».
Разумеется, подобное историческое «правое гегельянство» («всё действительное разумно», всё, что произошло и было правильным) – категорически неприемлемо.
Народы могут совершать ошибки, в том числе затянувшиеся, и своих героев могут не осознавать не то что годами – столетиями. К сожалению, брань исторических клеветников сплошь и рядом виснет на вороту. Нация может уйти не туда и вернуться нескоро. А может и вовсе не вернуться.
Бремя столетий не мешает, например, консервативным англичанам и сегодня задавать вопрос, не была ли фатальной исторической ошибкой церковная реформация XVI века. Мы в России всё чаще задаемся вопросом о фатальной роли абсурдного церковного раскола и преследований старообрядцев. Да и применительно к недавнему прошлому мало кто сегодня считает героем «победителей» октября 1993 года. Герои для нас по большей части те, кто был тогда побежден.
К Гражданской войне этот принцип «победитель не всегда прав» особенно применим. И совсем уж бессовестно отнимать у белых право на память и честь.
Русские, возрождающиеся в качестве нации и укрепляющие её традиции, конечно, должны чтить людей, которые сражались за единую Россию, а не за Интернационал. За Отечество, а не за всемирную революцию, за Веру, а не за вскрытие мощей и безбожную пятилетку. И социальные лозунги о «благе простого народа» после трех голодух за 25 лет и введения колхозов тоже вряд ли могут приниматься в расчет.
Вне зависимости от того, кто и как относится к красным, симпатизирует или героизирует их, они не могут быть ни главными, ни тем более единственными героями современной России. Хотя бы потому, что сражались за «мир без Россий и Латвий».
Против такого мира без России сражались белые. И сражались геройски, отважно, будучи в меньшинстве, в условиях дефицита людей и ресурсов.
Это тот пример, тот ресурс человеческого подвига и самоотречения, которого нам не хватает. Ледяные походы корниловцев, переход дроздовцев из Ясс на Дон, оборона Крыма, трагические судьбы Маркова, Дроздовского, Каппеля, Колчака...
Рыцарский образ проигравших может стать залогом для победителей – американцы на примере своей гражданской войны это показали. И напротив, нынешнее левацкое безумие на глазах уже нашего поколения сделает американскую армию небоеспособной.
И конечно, именно образ белых героев актуален, если мы когда-то еще рассчитываем увидеть действительно единую Россию.
Я вспоминаю портреты Колчака, Врангеля и Деникина, висевшие у героя Донбасса Михаила Толстых (Гиви) наряду с фотографиями маршалов победы и современных российских военачальников, и понимаю, что только такая сквозная идентичность сможет сделать нас действительно сильными духом.
Я не призываю к административной зачистке нашего символического поля от красного, левого, коммунистического. Упаси Бог нам обезьянничать за небратьями (хотя когда при 6000 памятников Ленину в стране смеют устраивать протесты против немногочисленных памятников Николаю II, то идет провокация подобных «разборок»).
Всё, что нам нужно, – это очищение собственного мозга от ввинченного нам подсознательного левого уклона. И искренние память, честь и уважение к тем, кто сражался и умирал за Россию. Освобождение от страха воздать им должное и считать их символическими фигурами нашего национального сознания.
@темы: Егор Холмогоров, Белое движение, политика